... Сёгни подсчитывала в погребе количество корзин с вяленой рыбой, когда во дворе раздался жалобный вопль раба и грозный рев мужа. Бросив работу, кентаврица опрометью взлетела по замшелым ступеням из валунов.
На земле валялся Рыжий, раб-человек с огненно-рыжей шевелюрой и шрамом во всю щеку, а над ним возвышался разъяренный Сверрир, как раз снова замахиваясь длинным бичом из турьей кожи.
– Это еще что такое?!!! – зарычала Сёгни.
В два прыжка она подскочила к мужу и выхватила плеть из его рук.
Грозный воитель сразу присмирел и даже пригнулся:
– Э-э, Сёгни, дорогая... этот паршивец в последнее время совсем обнаглел... он посмел мне возразить...
Кентаврица повернулась к рабу. Тот поднялся и отступил подальше от хозяина:
– Господин хотел, чтобы я пошел на корабль, отмывать от походной грязи, но как же тогда ваш приказ насчет сарая?..
Сёгни посмотрела на брошенную тачку с валунами, которыми Рыжий заделывал пролом в стенке сарая, на поросят, нахально прыгавших через пролом туда-сюда, а потом кивнула на сарай:
– Рыжий, за работу!
Тот подхватил тачку и бегом похромал к сараю.
В тот же момент Сверрир почувствовал, как его хвост зажала стальная хватка жены:
– А ты ступай за мной...
И потащила его в главный дом. Пятясь задом наперед и бормоча объяснения, на глазах соседей и слуг, гроза всего побережья потащился за женой. Одной рукой Сёгни крепко удерживала мужа за хвост, а другой стегала по спине, доходчиво объясняя, что Рыжий – лучший каменщик и строитель в округе, и им повезло с таким работником, а если ему нужно помыть полы на корабле, то пусть запряжет сыновей: жеребятам будет полезен такой урок смирения.
Шкура полога распахнулась яростным толчком, отлетела в сторону. Едва не задев о проход крупом, из дома прыжком вылетел Сверрир. Его глаза сверкали гневом, бока – багровыми полосами от кнута. В левой руке он сжимал секиру, костяшки его пальцев побелели. Он рассек воздух, но уже другой рукой, которая держала обернутый в мешковину точильный камень. Кентавр поднялся на дыбы, сгорая от бессильной ярости и стыда, горевшего в груди так же сильно, как и полосы от бича на шкуре.
Рывком он повернул голову к проходу, будто собираясь прорычать угрозу, но в следующее мгновение уже скакал могучим галопом к кораблю. Он скакал, ударяя копытами в землю, и редкие камни ломались, попадая под тяжелые подковы. Сверрир резко остановился у драккара. Осмотрелся, все еще сжимая зубы. Мало-помалу он перестал хлестать себя хвостом по бокам, − отчасти потому, что это приносило боль, а отчасти потому, что начал успокаиваться.
Кентавр лег, вытянув перед собой руку, и тяжесть верного оружия успокоила его. В пылу самой сильной ярости и особенно обиды он умел совладать с гневом. Он прижал камень к широкому зазубренному лезвию, с силой провел по дуге секиры, резким движением довел до конца лезвия, чуть поднял голову от снопа искр. Уже к вечеру Сверрир, степенно шагая, вернулся к поселку. Раб Рыжий жевал хлеб, сидя на корточках у свежевыстроенной стены сарая.
Сверрир заметил его, еще поднимаясь на пригорок, но выждал, пока раб поднимет взгляд. Густые брови вождя сдвинулись, глаза раба широко раскрылись, рука застыла на половине пути. Молчание длилось вечность для Рыжего, а потом шкура поднялась, и медленно ступая, Сверрир вошел в дом, на стенах которого плясало пламя очага.
Сёгни обернулась. Ничего не говоря, взяла длинный узкий нож, отрезала ломоть от туши на вертеле. Взяла горячее мясо, и только тогда посмотрела в глаза мужа:
– Позови детей.
Сверрир, будто не замечая, подошел к куче шкур у стены и повесил секиру, приложил ладонь к шершавому металлу. Он сделал шаг к выходу, но голос Сёгни остановил его:
– Возьми, ты проголодался.
Сверрир повернул голову и взял мясо из рук жены, потом накрыл своими ладонями ее руку. Сёгни резко выдернула ее:
– Оно только с огня!
И Сверрир выпустил руку жены, но только, чтобы обнять ее за пояс. Их копыта стукнулись, когда он немного резко прижал Сёгни к себе. Она оттолкнула его, несильно, но решительно:
– Дети голодны. И смеркается. Возвращайся и приведи их скорее.
Тут ее взгляд случайно опустился на круп мужа с вытянутыми багровыми пятнами, уже покрывшимися сухими корочками. И теперь уже ее рука легла на широкое плечо Сверрира и скользнула вниз по мускулистой руке.
Вскоре топот множества копыт возвестил возвращение семьи, и, громко переговариваясь и толкаясь, в дом вбежали дети, младшие вперед старших, стали греть руки у огня, жадно вдыхать аромат пряностей и жареного мяса, легкий запах грибов в похлебке. Жеребята время от времени толкали друг друга, не могли успокоиться после своих сражений деревянными мечами, но строгий взгляд Сёгни заставлял их смирно склонять головы.
– Сыновьям вождя пристало не только уметь держать в руках меч, Сверрир. Совсем скоро ты возьмешь их в плавание, а умеют ли они сидеть на веслах? Смогут ли построить коня морей?
Сверрир ответил не сразу, но мальчики ждали ответа отца, затаив дыхание.
– Твой раб неуклюж и ленив, – глухо проговорил Сверрир. Он оглядел рассевшихся кругом младших сыновей. – Завтра на корабль. Пришла пора вам учиться тому, что умеет Бьярки. – Он помолчал. – Слышали ли вы слова отца?
Молодые кентавры ответили хором.

Сверрир только сжал зубы, когда пальцы жены прикоснулись к ранам. Мазь заставила жжение утихнуть, а вместе с болью стала проходить и обида. Он лег на бок.
– Не маши своим хвостом хоть немного, – рука Сёгни прижала хвост мужа к медвежьим шкурам.
Раны были несерьезными для бывалого воина, но Сёгни не поспешила вставать, а наоборот, легла рядом с мужем. Они смотрели друг другу в глаза и без слов понимали: то, что случилось – в прошлом, кто бы из них был бы не прав. Рука Сёгни опустилась на широкую холку мужа, провела по ней. Сверрир перевернулся на другой бок, окончательно смазав все лекарство со своих ран, и обнял Сёгни. Она не оттолкнула его, может быть, потому что их пальцы были крепко сплетены…

Рассветные лучи разогнали ночь. Сверрир лежал у входа, внимательно рассматривая кольчугу. Многие кольца были почти перерублены, и, чтобы однажды удар не пришелся на его грудь, кольчугу нужно залатать. Правда, до следующего похода есть еще время. Он вернулся в дом, где дети уже проснулись и потягивались, подрагивая от утренней прохлады. Сёгни склонилась над очагом, и пучок сухой травы начал тлеть как раз в тот момент, когда переднее копыто Сверрира ступило через порог. Младшие сонно моргали, жмурились от дыма. Скоро у каждого в руках был горшок с горячим терпким варевом из ягод и листьев. Сверрир закончил трапезу и вышел первым. Драккар был в беспорядке, в каком он оставил его, возвратясь из похода. Кое-где были течи. Подспорье сыновей будет ему кстати.
Смола, распушенная веревка, котелок и кремень – чтобы проконопатить днище, ведра и скребки – чтобы снять с бортов и дна слизь (а кое-где и кровь). Сверрир подумал о парусах, но не в его правилах было делать много дел за один раз. Управиться бы до заката. Придерживая на широкой спине мешок с необходимым в предстоящем деле инструментом, Сверрир шагал чуть впереди. Поодаль, на расстоянии, за ним следовали четверо младших сыновей, стараясь ступать ровно в большие следы копыт отца.
– Бьярки тоже ходил с тобой, отец? – устало вздыхая, спросил младший вороной, – как мы?
Сверрир посмотрел на сына, и тот понял свою ошибку, виновато потупился, но тут же с удвоенной силой схватил связанные вместе ветви и широкими взмахами стал обметать борта огромной ладьи.
– Никто не видел Бьярки отлынивающим от дела, где бы он ни был, – при звуках голоса отца жеребята замерли. – Дело приносит кентавру уважение. Маленькому, как вы, или большому – одинаково. Был вместе со своим отцом и я в свое время так же, как сейчас вы. Носил камни, обтесывал деревья для мачт. Потому и стал сильнее других.
Молодые кентавры переглянулись. Другие слова не могли бы так поднять их желание. До вечера каждый старался превзойти других, и, хоть работа эта была не такой увлекательной, как уроки фехтования, они делали ее с таким же жаром, как если бы участвовали в горячем бою.
И не зря! Когда солнце окрасилось в розовый цвет, драккар качался на волнах, красуясь светлыми боками, а внутри пахло смолой и свежим деревом. Усталые кентавры собрались на берегу, смотря снизу вверх в лицо отца. Сверрир улыбнулся и потрепал работников по холкам.
– Вот такими сыновьями я горжусь. Заслужили отдых и ужин. Утром возьму вас в кузницу, узнаете, как подковы делают.
Сыновья радостно завопили и встали на дыбы, хватая отца за руки. В кузнице было жарко, и в углах на подставках стояли настоящие мечи и боевые копья! Увидеть бы! Неудивительно, что домой жеребята возвращались быстрым легким галопом, забыв о ноющих мышцах и мозолях на ладонях. Вслед за ними неторопливо шагал и Сверрир.
Рабы наносили воды заранее. Сёгни достаточно мудро рассудила, что мужа и сыновей стоит встречать с чаном теплой воды и пучком мягкой травы. И вскоре уже младшие поворачивали бока и крупы, подчиняясь указаниям отмывавших их сестер, а Сёгни время от времени топала копытом, когда Сверрир в десятый раз нетерпеливо отходил в сторону, в то время как она аккуратно срезала концы прядок гривы, закапанные смолой.

Сёгни как раз принимала у скотниц утренний надой, когда в поселок галопом прискакал дозорный, истошно крича:
– Драккар!! Наш драккар! И еще корабли!!!
Бросив все, впереди всего племени, кентаврица поскакала к пристани, чтобы увидеть, как по водной глади фьорда плывет драккар ее мужа, а за ним… пять… шесть… семь… восемь кораблей! На верхушке мачты драккара развевается победный вымпел, извещая племя о победе и богатой добыче. Всплеснув руками, Сёгни наблюдала, как драккар швартуется, как на берег спускают сходни, как ее муж, широко улыбаясь, подходит к ней к ней и старейшинам племени за ее спиной.
− Приветствую тебя, наш вождь! − с поклоном приветствовала она мужа, согласно древнему обычаю, − были ли благосклонны Боги? Послали ли они удачу тебе и твоей дружине?
− Привет тебе, Сёгни-Молния! Привет всем! Боги послали нам славную добычу! Нынче будет веселье в нашей земле! Твой старший сын заслужил право на воинское имя, захватив флагман двуногих и освободив из позорного плена собрата!
− Собрата? Я не ослышалась, Сверрир?
− Именно! − Сверрир остановился и показал на как раз сходившего на землю пегого кентавра, − это Август. Двуногие захватили его и, как диковинку, везли в подарок. Бьярки его освободил, и отныне Август − гость в нашем племени! Я сказал, а вы слышали!
И по собравшемуся народу пронесся чуть слышный шепоток: «Пегий кентавр!.. Надо же!..» «Полукровка, смотри! Одна масть от одного отца, другая − от второго!» «Балда, отец может быть только один!»…
Сёгни выступила вперед и обняла Августа, положив руки ему на плечи:
− Привет тебе, чужестранец! Будь гостем в нашем племени!
− Благодарю, − Август поклонился, − вы никогда не пожалеете о своем гостеприимстве!
Сёгни взяла его за руку и повела через все селение к главному дому:
− Мобуна!
На ее зов из-за занавесей домика-кухни вышла дородная кентаврица бурой масти, в линялом переднике поверх домотканой рубашки. Ее хвост, грива и волосы были заплетены в косы и завязаны в аккуратные узлы. На переднике было несколько заплаток и свежепрожженых дырочек, а из кармана выглядывала большая деревянная ложка. На упряжи красовался внушительный мясницкий нож и множество сумочек и ключей.
− Да, госпожа Сёгни? − на ее круглом добродушном лице заиграла легкая улыбка, как всегда, когда ее услуги были нужны.
− Мобуна, вот это − Сёгни подвела за руку пегого кентавра, − наш гость, Август. Позаботься о нем, ладно? А я пригляжу за разгрузкой.
− Конечно, конечно! Ой, тощенький-то какой!! И живого места нет!..
Всплеснув руками, Мобуна повела Августа в главный дом, по пути болтая без умолку:
− Меня зовут Мобуна, Мобуна-повариха. Я тут родилась, и еще нашу госпожу нянчила…и деток ее… Вили!!! Где ты, несчастный двуногий бездельник?!!
− Я тут, госпожа, − из каморки вылез костлявый раб с щербатой улыбкой, весь перемазанный сажей.
− Большую лохань, и воды нагрей! Живо!
− Слушаюсь! − человек метнулся обратно.
− Ох, кто ж тебя так?! − Мобуна, качая головой, осмотрела раны гостя, − ну ладно, спать можешь вот тут, где молодые господа спят. Места тут еще на целую дружину хватит, так что не стесняйся. Так, Грин! Внученька, где ты? Грин!!!
Из-за занавеси выглянула малышка-кентаврица и прокартавила:
− Она руцей кидает, бабуля! Камеськи!
Морщины Мобуны распустились ласковой улыбкой:
− Ах, ты, моя радость! Позови Грин, милая!
Малышка повернулась и скрылась за занавесью, только копытца дробно процокали по камням ступенек. Через несколько минут в проеме появилась Грин:
− Да, Мобуна?
За ее хвостом топталась малышка, одним глазом разглядывая гостя. Покопавшись в кармане фартука, Мобуна протянула по кусочку засахаренного мёда обеим:
− Вот, сбегай за бальзамом, Грин, видишь, наш гость немного поранился.
− Конечно! − сунув в рот лакомство, юная кентаврица помчалась прочь.
Лишившись защитного хвоста сестры, малышка спряталась за Мобуну, продолжая рассматривать гостя и с удовольствием посасывая сладость. Август ей улыбнулся, и она тут же сбежала на улицу.
В проеме показались два раба, таща огромную лохань из красного дуба размером с кентавра. Утвердив ее по середине прохода, они принялись наполнять кипящей водой из большого котла. Потом добавили ледяной, наносив ее в деревянных ведерках. Мобуна добавила в воду растертые корни мыльнянки и крепко-коричневый отвар целебных трав:
− Вот, залезай, милый!
Август осторожно проверил температуру в лохани и, глубоко вздохнув, погрузился в горячую воду, тут же покрывшуюся пышной пеной. По комнате поплыли клубки пара с травяным ароматом. Пегий только поморщился, осторожно погружая в воду израненное тело, но Мобуна сразу это заметила:
− Потерпи, милый, сейчас Грин вернется, и мы все смажем! А пока надо промыть. Эти двуногие такие грязнули! Как бы не занести какую заразу!
Вили принес красивую корзинку с травяными мочалками и с поклоном удалился. Мобуна принялась осторожно растирать спину гостя, очищая от въевшейся грязи. Август, благодарно улыбнувшись, оттирал с груди и рук коросту из крови и грязи. Вскоре немного запыхавшаяся Грин принесла небольшой горшочек:
− Вот! Мама просит тебя прийти к ней на пристань.
− Тогда займись-ка, − Мобуна передала ей мочалку, и направилась к выходу, − и вели поставить похлебку на огонь!
− Уже, − Грин ловко отжала мочалку и взялась за дело.
− Молодец! − Мобуна ушла.
Когда шкура Августа стала идеально чистой, Грин принесла из сундука несколько отрезов тонкого полотна и стираных клоков:
− Сейчас надо вытереть воду, чтобы бальзам хорошо помог. Похлебка сегодня самая вкусная, с грибами и копченым мясом!
Она ловко смачивала клоки бальзамом и приклеивала их к ранам. Потом достала вместительную миску и ложку с полки рядом с очагом и показала гостю место за столом:
− Вот сюда!
Поставив на стол посуду, девочка-кентаврица старательно вытерла ее полотенцем, положила рядом с гостем большой каравай хлеба:
− Это тминный. Мобуна только что испекла! Еще горячий!
С благодарной улыбкой Август отрезал себе большую горбушку и с наслаждением вдохнул аромат свежеиспеченного каравая. Грин внесла дымящуюся миску похлебки. По тому, как гость ел, чувствовалось, насколько он голоден. Грин с удовольствием наблюдала, как он очищает вторую миску, когда снаружи раздались голоса, и в дом вошли Сверрир и Бьярки. Грин подхватилась:
− Отец! Бьярки!
− Налей-ка и нам! − Сверрир коротко, но ласково коснулся спины дочери, − пока твоя мать с Мобуной разберутся с грузами, ужинать будем не скоро…
Через минуту они дружно работали ложками, похваливая стряпню и свежее печево.

Медлительно-тяжелой рысцой Мобуна направилась на зов госпожи. На причале собралось уже почти все население поселка, даже некоторые рабы осмелились посмотреть издалека на торжество их господина. Все негромко обсуждали новости и уважительно кланялись поварихе. Кивая на поклоны, Мо¬буна пробралась к самым сходням как раз к тому времени, когда на землю вытащили новых рабов. На многих были ссадины, но ни одного покалеченного. Сёгни придирчиво осмотрела всех:
− Это не работники, а стадо поросят! Укси! Сколько здесь их?
− Восемьдесят, моя госпожа, − Рубака презрительно пнул ближайшего, вынуждая его встать на колени, − куда прикажешь их?
− В подвал, на цепи. И пусть получат по кружке воды и куску хлеба.
Укси замялся, и Сёгни мгновенно это заметила:
− Что такое?!
− Сверрир… моя госпожа, он запретил их кормить. Все время с момента драки до причала они постились.
− Так… − на ясном челе жены вождя пролегла складочка, которой так страшился ее муж, − рассказывай…

Правда некоторые обозначения не понятны. Уж извините. Словарика нет?

Как и Хромой, Серый был выходцем из бедных селений англов, и на родине его никто не ждал, кроме госпожи Бедности и господина Непосильного Труда. Здесь он тоже не особо толстел, но ему импонировало отношение кентавров к своим рабам − с уважением и заботой. Серый не мог никак забыть, как его и еще нескольких подростков из шахтерского поселка, с голода и нужды осмелившихся забраться на вывал возле усадьбы местного лорда − полакомиться отбросами, как животных, вываляли в золе с известью и спустили собак. Тогда он один только и спасся, спрыгнув от жуткой своры в море с обрыва и отсидевшись на прибрежных скалах. Ночью возле него остановилось темное судно, его сняли с камня, накормили и согрели. Его спасителем оказался молодой вождь по имени Сверрир, вышедший в свой первый самостоятельный поход в земли двуногих. Позже, сидя на корме под шкурой и жуя большой ломоть хлеба с медом, Серый наблюдал, как зарево горевшего замка лорда, который разграбили и подожгли кентавры, освещает болтающееся на воротах под порывами ветра темное и длинное − труп его бывшего лорда-палача. Наутро парня разбудили громкие крики и плач: по деревянным сходням на корабль загоняли связанных людей − новых рабов. Неизвестно, что тогда думал Серый: кожа его была покрыта волдырями и невероятно болела и чесалась, а на закате началась лихорадка, из-за которой он три дня валялся в бреду. Но едва он снова пришел в сознание, то начал рассказывать, как с детства работал в руднике лорда, как научился определять на слух, когда проход грозит обвалиться, как единственный спасся из забоя благодаря своему слуху. Сурово кивнув, вождь кентавров велел одеть на него мягкий кожаный ошейник доверенного раба. За весь путь к новому дому Серый только и делал, что ел и спал, поправляясь от ожогов. Кожа его так и осталась грязно-серой и покрытой оспинами рубцов, за что Серый и получил свое прозвище, но к минуте швартовки он уже нетерпеливо топтался рядом со сходнями, не обижаясь на шутки и смех дружины.
− Господин спас мне жизнь! И я за эти дни ел больше и лучше, чем за всю жизнь с самого рождения! − терпеливо отзывался он.
На руднике Гнуп тщательно расспросил его обо всем, что парень знает и умеет, а потом вынес вердикт:
− Уголек, возьми его к себе в подручные! Посмотрим на деле, что за работник!
Молодой кентавр протянул тяжелый мешок новому работнику:
− Будешь пока носить за мной, а там поглядим.
Через две недели Серый стал старшим над командой пяти рабов, добывавших уголь в одном из боковых отводков рудника, получив отдельную жилую каморку и особое довольствие раба-мастера.
Однажды, когда его команда пробивала новую штольню в дальнем отроге, инстинкт Серого подсказал, что вот-вот случится беда. Рявкнув, он остановил работу и бросился искать Гнупа:
− Господин!! Господин!!
Кентавр записывал недельный расход и только недовольно буркнул:
− Ну что еще?
− Господин!! − раб торопливо поклонился и принялся рассказывать, − там, в новом проходе… там то же, что было в забое на моей родине!..
− Что такое?
− Вода, господин!
− Что ты несешь?! В руднике в жизни не было воды!
− Господин, умоляю, пойдемте со мной! Я покажу!!
− Вот еще…
За спиной Гнупа открылась дверь и выглянул Уголек:
− Что за шум, а драки нет?
− Господин, − Серый умоляюще протянул руки к молодому кентавру, − там в новом забое… там может случиться беда! Как было на шахте на моей родине!
− То есть? − Уголек вышел из-за двери.
− Вода! Она прорвала стену по трещине и затопила два уровня! Тогда спасся только я, потому что был маленьким и быстро бегал…
− Хм… − Уголек уже достаточно изучил способности раба, чтобы задуматься над его словами, − пойдем, посмотрим, Серый…
− Куда? − недовольно рыкнул Гнуп.
− Отец, Серый дело говорит… вспомни, на прошлой седмице, он первый учуял жилу…
Молодой мастер вышел вслед за рабом. Гнут покачал головой и снова склонился над пергаментом и счетной доской.
В забое остальные рабы так и стояли там, где их застал окрик Серого, боясь пошевелиться. Разойдясь, они освободили место для хозяина и столпились возле входа. Серый снял со стены светильник и принялся торопливо объяснять, тыкая пальцем в камень:
− Вот, видите, господин? Такие же подтеки были на той стене, вот они… И вот, попробуйте, − камень влажный! Я тогда был глупый и решил, что это у меня руки потные… А это вода росой выпала… видите, капельки?
− Ладно, − Уголек отступил на шаг от стены, − здесь прекратить работу! Пока веди людей в первый забой, пусть мельчат породу.
− Слушаюсь! − раб поклонился, скрывая ликование.
А Уголек вернулся к отцу:
− Серый нам послан Богами, отец! Вода действительно есть.
− Что ты предлагаешь?
− Трубы.
− Сын, ты, часом, головой не ударялся?
− Я серьезно. Взять трубы, вывести их наружу к стоку и пробить отверстие перед воронкой, − молодой мастер взволнованно прошелся по покою, − воронку укрепить железными распорками в противоположную стену.
− Воронку? − Гнуп покусал ус.
− Да! − кентавр схватил кусок бересты и принялся рисовать, − мне пришло в голову только сейчас. Вот, воронка, а перед ней вот такой таран! А стену осторожно истончить, чтобы им пробить!
− Хм… − старого мастера продолжали мучить сомнения.
− Я сам схожу к Одду.
Гнуп махнул рукой:
− Ладно, иди!
− Спасибо, отец! − Уголек схватил чертеж и кинулся вон.

Так на шахтах появился новый механизм, а Серому тогда выдали в награду новые шерстяные штаны, онучи и рубаху.
Тому минуло уже двадцать лет, и теперь Серый по-хозяйски оглядывал нестройную шеренгу новых рабов, стоя позади кентавров и почесывая старый рубец рукояткой короткой плетки. Внезапно он напрягся: в одном из новых рабов ему почудилось что-то очень знакомое. Он подошел чуть ближе и принялся внимательно вглядываться. Потом осторожно потрогал бок Гнупа:
− Господин!..
− Ну? − Гнуп был рассержен качеством новых рабов и не склонен к переговорам.
− Вон тот, что третий в синем… мне кажется, я его знаю.
− Который?
− Вот этот − Серый показал на молодого тощего человека, одетого немного лучше остальных, − мне кажется, это сын того лорда, которого убил господин Эйрик!
− Ты уверен?
− Двадцать лет назад он был еще мальчиком и его отдали в мореходную академию… я помню, тогда в усадьбе устроили праздник. А в нашей деревне глашатаи ходили с этой новостью. У него должна быть примета: ему в детстве левую ногу лошадь поломала, и должен быть шрам в виде подковы!
− Ну-ка… − Укси без церемоний схватил указанного раба и одним движением разорвал штанину.
Все увидели отчетливый рубец на щиколотке в виде небольшого конского копыта.
− Ха! − Укси засмеялся, − воистину сложны и непредвиденны нити вирда! Вот Сверрир посмеется!
− Ладно, − прервал веселье Гнуп, − Серый, всех на отвалы к тачкам, и предупреди там, чтобы смотрели в оба!
− Слушаюсь, господин! − Серый крепко взялся за кольцо цепи и щелкнул кнутом, − ну, пошевеливайся там!
С обреченностью скота на бойне новые рабы нестройно пошагали в темное жерло рудников. В огромном зале день и ночь шла работа по обработке руды. Вереница рабов на тачках втаскивала руду наверх и скидывала в жерло огромных дробилок, приводимых в действие водяными колесами на могучих горных реках. Внизу перемолотую руду опять же на тележках рабы перевозили к доменным печам.
− Эгей, Лис!!! − окрик Серого породил эхо под стать грохоту машин.
− Ну что еще? − раб Лис, прозванный так за огненную шевелюру и поврежденное веко, сделавшее его левый глаз навсегда прищуренным, отошел от рычагов дробилки и направился к Се-рому.
− Принимай скот, − Серый передал ему кольцо цепи.
− Ффуу… − Лис оглядел шеренгу.
− Господин велел их на тачки поставить в главные шеренги.
− Лады, а то тут у меня как раз несколько рабов годятся для перевода…
− Каких? − Серый часто получал от приятеля перспективных работников, и потому сразу навострил уши.
− Не, дружбан, не по твоей части, − усмехнулся Лис, − тут скорее госпоже Мобуне подмога. Я уже говорил господину Гнупу.
− Давай их сюда, старина. Там как раз господин из поселка пришел, вот и отведет.
− Лады, − повторил Лис и обернулся к своим помощникам, − эй, шпана! Тащите отобранных счастливчиков!
Люди кинулись выполнять указание старшего, и вот уже счастливые рабы почти бегом поспевают за Серым.
− Господин, − Серый поклонился и показал на приведенных рабов, − вот те, кто показал себя на участке Лиса.
− А, точно! − Гнуп хлопнул себя по лбу, − я и забыл! Укси, вот, передай их Мобуне. Тут нашлись строитель, шорник, скорняк и гончар. Остальные горазды по огороду и саду. Ребята надежные, понятливые и рукастые.
− Ну ладно, − Укси пересчитал взглядом радостно ухмылявшихся людей, − давайте за мной, двуногие! Не отставать!

Пока растекания не заметил....

− Вот, смотри, держишь так, прицеливаешься и стреляешь, − Бьярки поправил руку Августа на рукояти лука, − отлично, прицеливайся и начинай плавно оттягивать тетиву.
Август начал отводить руку назад, но тут плечо его задрожало, стрела сорвалась и улетела по кривой дуге в кусты сбоку от соломенной мишени.
− Не получается, − расстроено выдохнул он и опустил лук.
− Получится! − Бьярки похлопал друга по плечу, − надо только потренироваться!
Они стояли на обширной поляне, где были расставлены соломенные мишени на столбах и чучела для тренировок молодых воинов. Август осваивал неизвестный на его родине длинный лук, но зато показал Бьярки невиданную на Севере борьбу, а также приемы боя на различных видах мечей.
Целыми днями они делились друг с другом знаниями и умениями. Иногда к ним заходил сам Сверрир, очень внимательно слушавший рассказы гостя, а порой подсказывавший молодым кентаврам кое-что полезное. Вот и сейчас он вышел из-за куста орешника и остановился, наблюдая за отчаянно вспотевшим пегим.
− Ты, вот что, парень! − наконец обратился он к гостю, − чтоб с луком управиться, сила нужна! А ты еще, похоже, от оков не оправился. Ты вот сходи-ка, потаскай камней для Грин…
− Точно! − Бьярки аж подпрыгнул, − я так мышцы накачивал, чтобы посвящение пройти! Идем, я покажу!
Собрав снаряжение, все трое направились в поселок. На границе Сверрир повернул к воинскому дому, а молодые кентавры прошли вдоль жилых домов и снова углубились в лес. Вскоре чуткое ухо пегого кентавра различило журчание воды. Потом деревья резко расступились, и они вышли к каскаду ковшей из камня, земли и глины. Возле одного трудилась Грин, старательно разравнивая стенку ковша смесью глины с соломой.
− Вот это да!! − восхитился Август.
− Все это Грин построила сама! − Бьярки не скрывал гордости за сестру, − только камни таскаем мы.
Заметив молодых воинов, Грин бросила работу и подошла поближе.
− Грин, покажи нашему гостю, откуда и куда таскать камни, − с улыбкой попросил Бьярки.
− Конечно! − она отряхнула руки от грязи и повела гостя в заросли.
Пройдя до обширного камнепада, девочка-кентаврица обвела его широким жестом:
− Вот отсюда я беру камни, а еще их привозят с Черного отрога, но это уже дядя Гнуп присылает на телегах. А складывать их нужно здесь…
Они вернулись к запрудам и Грин указала на несколько куч камней в разных сторонах ручья. Некоторые из них были высокими, а от других почти ничего не осталось. Август кивнул и направился за первыми камнями. Работая, кентавр краем глаза наблюдал за юной мастерицей, ловко замазывавшей неровности в стенке одного ковша глиной с соломой. Пройдясь последний раз мокрой ладошкой, Грин перенесла ведерко на другую сторону и снова принялась за дело. От пегого кентавра не укрылось, что на переход она тратила много времени, ведь приходилось обходить все ковши кругом. К вечеру он обратился к юной кентаврице:
− А не построить ли пару мостов над ковшами, чтобы тебе было удобнее?
− Мостов?! Как это?
− Ну, такой настил, − пегий начал водить руками в воздухе, − ну, вот так…
Он поднял прутик и принялся рисовать на мягкой черной земле:
− Столбы и на них уложены балки. Они могут быть и прямыми, и выпуклыми, на них удобно всходить…
Девочка глубоко задумалась. Наконец, она медленно проговорила:
− Нет, одной мне не справиться… Надо поговорить с мамой…
− Давай прямо сейчас и поговорим! − предложил Август.
Она кивнула и направилась к поселку. Сёгни обнаружилась возле загона скота, внимательно осматривающей пегую корову, которая на днях повредила копыто, и теперь раб-скотник менял ей повязку под неусыпным наблюдением госпожи.
− Мама! − Грин бросилась к ней, − мама! Август тут такое придумал!!..
− Что? − Сёгни не отводила взгляда от ловких рук человека.
− Мост!
Пожав плечами, госпожа соизволила посмотреть на них:
− Это еще что такое?
− Это такой настил, на столбах, чтобы переходить на другую сторону ручья, − торопливо принялась объяснять Грин.
− Госпожа, на моей родине мосты строят издавна, чтобы перебираться через реки и пропасти, − пояснил Август.
− Хм, − Сёгни подумала и повернулась к ним, ожидая пояснений.
− Мосты позволяют идти напрямик, экономя время и силы, госпожа. Я думаю, что смог бы построить мостики для того, чтобы Грин не обходила вокруг запруд по сто раз на дню.
− А что для этого нужно? − все еще настороженно спросила она.
− Только несколько бревен, камни и земля.
− Так… − Сёгни еще подумала и направилась к главному дому, поманив кентавров за собой.
Возле кухни сидели рабы, жуя свой паек и тихонько переговариваясь. Едва завидев госпожу, люди вскочили, кланяясь. Сёгни подозвала Рыжего:
− Иди с господами и выполняй их все указания. Я распоряжусь насчет материалов для постройки.
− Да, госпожа! − раб подхватил тачку с инструментами.
− Идем! − Август и Грин привели строителя к запрудам и сообща принялись объяснять Рыжему его задачу.
Человек кивал, слушая немного сбивчивый рассказ кентавров:
− Наконец-то стоящая работенка! − и пояснил, − в молодости я как раз работал на постройке моста в родном городе.
Втроем они выбрали расположение будущих мостов и Рыжий направился с тачкой за материалом. На северном краю поселка, там, где возле крайних причалов судостроители возвели сухие доки для ремонта и постройки драккаров, множество мастеров-кентавров и подручных рабов-людей сновали вокруг них. Там же располагались длинные сараи и бараки, в которых хранились товары, добыча и материалы. Рыжий подошел к ближайшему и принялся разыскивать старшего из мастеров-кентавров − Стюрмира Аскамида, главного корабела племени, создателя драккара Сверрира и еще множества других больших и малых кораблей и лодок.
Кентавр обнаружился на причале, осматривавшим захваченные корабли людей. Он делал пометки на деревянной дощечке, покрытой воском, прикидывая на глаз размеры и пропорции, озабоченно хмурился, проверял свои прикидки размеченной веревкой.
Поклонившись, Рыжий принялся рассказывать о приказе госпожи, но кентавр тут же отмахнулся и послал раба к складским работникам:
− Да, знаю! Иди к складу, там уже тебе приготовили…
Снова поклонившись, Рыжий вернулся к складам. Там рабы уже нагрузили целую телегу добрыми бревнами из горной лиственницы, не гниющей ни под водой, ни под глиной.

Уголек бодрой рысью пересек площадь для собраний перед воинским домом, разыскивая госпожу: на рудниках было неспокойно, и хозяйка должна была об этом узнать из первых уст. Он уже побывал и на складах, и на скотных дворах, но никто не знал, где госпожа Сёгни. Наконец, ему пришло в голову заглянуть на каскады прудов Грин.
Сёгни вместе с дочерью осматривала косяк сазанов, которых сегодня надо было выловить и закоптить.
− Госпожа! − Уголек аж взбрыкнул от радости, − наконец-то я вас нашел!
− Уголек, что случилось?! − госпожа племени немало удивилась поведению мастера, обычно сдержанного и даже тихого.
− Не слишком хорошие новости, госпожа, − уже тише пояснил кентавр, подойдя вплотную.
Брови Сёгни сдвинулись:
− Идем. Грин, ты займешься тут?..
− Конечно, мама, − Грин достала из повозки, в которую был запряжен бычок, первые корзины и большой сачок.
Кентавры направились к главному дому. Там на солнце лежал Сверрир. Прихлебывая из любимого турьего рога, окованного серебром, мед, он мастерил новые охотничьи дроты. За его спиной, свернувшись клубком, крепко спал его любимец – огромный волкодав серой масти той легендарной породы, что водилась в земле Эйре. Заметив вышедших из-за дома жену и рудознатца, он улыбнулся почти ласково: вчера ему улыбнулась удача в виде прямо-таки роскошного горного козла. Теперь на раме возле мастерской скорняка сушилась его шкура, а над входом красовался череп с удивительной мощи рогами.
Однако второй взгляд стер улыбку с лица вождя: на ясном челе подруги пролегла складочка, а лицо молодого кентавра было серьезным и грустным.
− Рассказывай, Уголек, − велела госпожа, укладываясь рядом с мужем и указав мастеру на землю перед собой.
Уголек улегся на указанное место и принялся рассказывать:
− Плохие новости, мой вождь. Позавчера новые рабы устроили драку в вечерю. И зачинщиком был как раз тот приметный штурман. Его наказали, но он не сломлен. Рабы поговаривают, − он и его дружки подумывают или о побеге, или о восстании. Кое-кто слышал их разговоры.
− Так волкам его, и дело с концом, − буркнул Сверрир, не любивший хозяйственных проблем.
− Нет, муж мой, это делу не поможет, − покачала головой Сёгни. Она крепко задумалась. Потом подняла голову на молодого кентавра, − но это не все новости, Уголек?
− Не все. Лис думал сломить его в руках у Одноногого Быка, но, похоже, только напортил.
− Напортил?! − изумился Сверрир.
− Лис говорит, что такое бывает среди моряков на кораблях во время долгого плавания. Женщин в командах нет, так что…
− То есть… − ахнула Сёгни.
Уголек кивнул и потупился. Все трое тяжело задумались. Сверрир отложил в сторону нож, которым он обстругивал под наконечник древко:
− Можно его продать. Например, Торкелю. Уж у него-то двуногий точно не разлакомится!
− И отдать ему знания про новые земли?!! − возразила Сёгни.
Вождь, подумав, кивнул. Снова все замолчали. Волкодав проснулся и подлез под руку госпожи, выпрашивая ласку. Рассеянно поглаживая мягкие уши собаки, Сёгни медленно проговорила:
− Помнится, Грин рассказывала, что Вебьёрн просил подмогу себе…
Уголек вскинул глаза на госпожу: он понял ее задумку. Старый друид мало кого ненавидел так, как людей, поэтому первым делом он отнимал у слуги личность, превращая в послушный его воле рабочий скот. К нему в услужение отправляли самых отъявленных преступников, так как немногие из кентавров одобряли подобные способы владения.
− Так у старика двуногий вообще все забудет! − стукнул кулаком по нижнему плечу Сверрир.
− Не так. Сначала он все расскажет нам. А там посмотрим.
− Так и поступим! − Сверрир отхлебнул меда и сделал знак, что все свободны.
Уголек поклонился вождям и бурным галопам направился обратно в рудники. Он сразу нашел отца и потихоньку сообщил ему решение вождя. Гнуп кивнул:
− Действуй, сын.
Молодой кентавр заглянул сначала в свою комнату. Когда он вышел, на упряжи у него была длинная кожаная сумка. Спустившись в зал, где бесконечная вереница рабов скидывала отработанную породу в горы, он нашел Лиса и сказал ему на ухо несколько слов. Человек на секунду переменился в лице и коротко поклонился. Через несколько минут его подручные подвели к кентавру скованного кандалами строптивого моряка.
− Ведите его за мной, − Уголек кивнул и пошел наверх.
Возле главного входа в шахты его уже ждала тележка с запряженным волом. Прикрепив к ней короткой толстой цепью раба, помощники Лиса поклонились господину и ушли обратно. Уголек помахал рукой стоявшему на верхнем балконе отцу и взялся за повод упряжи. Они шли в глубь леса, мимо редких гранитных валунов, мимо звенящих на камнях речек и ручьев, мимо лесных развилок. Кентавр помахивал сорванной на ходу веточкой, отгоняя комаров. Вол на ходу мерно жевал жвачку, иногда подергивая ушами и шлепая приставучих мух хвостом с богатой кисточкой.
Через несколько часов почва начала плавно подниматься, редкие скалы-пальцы и валуны стали не гранитными, а черными, а лес поредел настолько, что впереди стали видны неровные зубцы черных скал, окружающих Длинный фьорд.
Кентавр и повозка обогнули последний валун и вышли на небольшую площадку между скалами и лесом. Там стоял древний круг из стоячих камней, а поодаль темнел вход в пещеру. Возле него стояли несколько кентавров: Сёгни в торжественной багряной накидке, Сверрир в алом плаще, подбитом волчьими шкурами и в серебряном венце конунга, и невероятно старый кентавр с настолько седой шерстью, что стал светло-чалой масти, с длиннющими седыми волосами, хвостом и гривой, с накинутой на голову и плечи медвежьей шкурой. Головной убор колдуна украшали оленьи рога, на шее, поясе и браслетах позванивали многочисленные амулеты. Лицо и грудь были замысловато раскрашены, а в глазах горел мрачный огонь. В центре Круга, на каменном алтаре горел маленький костерок. Из пещеры вышел кентавр-подросток, замотанный с макушки до копыт в черную ткань так, что были видны только глаза, и установил барабан.
По знаку вождя Уголек отомкнул цепи на руках и ногах человека, оставив только ошейник. Ухватив за него, молодой кентавр поволок раба в центр круга. Там он приковал его короткой цепью к вделанному в землю железному штырю.
По знаку колдуна помощник начал отбивать медленный ритм. Одновременно он принялся негромко напевать без слов, то понижая, то повышая голос. Старый колдун медленно пошел вокруг стоячих камней по часовой стрелке. Он шел, опустив голову на грудь, свободно опустив руки вдоль тела. Постепенно ритм ускорился, и старый колдун уже бежал сначала рысью, а потом и галопом. Несмотря на возраст, бег колдуна были легким и стремительным. Внезапно и музыка, и кентавр замерли. Колдун поднялся на дыбы и издал леденящий кровь крик, породивший жуткое эхо. Человек в центре круга рухнул на колени, зажав руками уши: сквозь пальцы у него просочилась тоненькая струйка крови.
Ступая на задних ногах, Вебьёрн вошел в круг и только перед человеком опустился на передние. Схватив его руками за голову, колдун впился взглядом в глаза. Раб обмяк, заворожено смотря на колдуна.
− Ты расскажешь все, − велел колдун.
− Я расскажу все, − согласился пленник.
− Ты покажешь все!
− Я покажу все.
− Ты отдашь все!!
− Я отдам все.
Уголек бесшумно шагнул вперед и открыл поясную сумку. Он бережно достал из нее принадлежности для письма и связку карт. Вебьёрн оглянулся на кентавров и жестом пригласил в круг. Уголек развернул на алтаре первую карту…

В комнате на вершине башни тепло и уютно. Вдоль стен выстроились дубовые шкафы от пола до потолка, заставленные книгами и свитками. Там, где их нет, на стенах мерцают бронзовые светильники, освещая сундуки под ними, на которых стопками громоздятся фолианты и ящики. Возле камина стоит дубовый стол, на котором между медными трехсвечниками теснятся несколько приборов, стопка книг, листы бумаги, чернильницы, перья, кисти, чертежные приборы и еще куча других предметов, образуя тот характерный «упорядоченный хаос», которым грешат все ученые всех времен и народов. Под окном стоит большой глобус в раме красного дерева, а рядом небольшой телескоп. В комнату ведет несколько дверей: две из них − небольшие и забранные в верхней части цветным стеклом, а одна, побольше, − из мореного дуба, окованная бронзовыми полосками и снабженная мощным засовом. За столом лежит кентавр преклонного возраста и что-то записывает на пергаменте, сверяясь с кучей небольших листков. Время от времени он невольно поглядывает на черную дверь, словно кого-то ожидая. Его лицо в такие моменты становится настороженно-сосредоточенным, а хвост нервно дергается из стороны в сторону почти кошачьим движением. Без труда ориентируясь в своем беспорядке, он вытягивает из-под кучи бумаг кусок вяленого мяса, почти черный в свете свечей, и начинает задумчиво пережевывать.
На каминной полке стоит небольшая, искусно сделанная, клепсидра. Вот срабатывает хитрый механизм и крошечный молоточек одиннадцать раз отбивает по хрустальному колокольчику. Кентавр беспокойно вертит в руках перо. Наконец, за дверью слышатся перестук копыт и хозяин кабинета торопливо встает. Услышав условный стук, он отодвигает засов и распахивает дверь. Два его посетителя закутаны в черные плащи и попоны и вооружены. Вот один из них откидывает капюшон и негромко здоровается:
− Мир тебе, Мирддин!
− И тебе, повелитель, − хозяин запирает дверь.
− Ты один?
− Да. Я отослал ученика к лекарям, помочь в больнице.
Второй гость откидывает капюшон и оказывается Сверриром. Он немного побаивается, что заметно по его нахмуренным бровям и шлепкам хвостом. Глаза викинга цепко обшаривают все вокруг.
− Ты получил записку?
− Да. Не беспокойтесь, печати были целыми.
− Еще новость: эта белая гнида, это отродье двуногих собак, зачатое на мусорной куче… он привез новое послание.
− Я займусь этим, повелитель.
Мирддин принимает из рук Сегбьерна свиток и убирает в черный ларец в углу кабинета. Потом приглашает гостей улечься на лежаки вокруг своего стола.