| Tai | Дата: Понедельник, 10.09.2012, 01:04 | Сообщение # 1 |
 Подполковник
Группа: Администраторы
Сообщений: 2123
Награды: 22
Репутация: 17
Статус: Offline
| Для писателей труд предшественников — в существенном смысле история про них самих, а любимый автор часто ощущается как современник или даже друг. «Теории и Практики» публикуют подборку литературных вкусов известных писателей — от Торнтона Уайлдера до Венедикта Ерофеева.
Торнтон Уайлдер
В жизни Торнтона Уайлдера (1897—1795) большую роль сыграла дружба с Гертрудой Стайн, которая повлияла на него как писатель и познакомила с другом, с которым, по мнению некоторых биографов Уайлдера, их связывали долгие романтические узы.
«Гертруда Стайн однажды смеясь сказала, что писать — значит просто рассказывать то, что ты знаешь».
Эрнест Хэмингуэй
Эрнест Хэмингуэй (1899—1961) считал, что «единственный способ понять, на что ты способен — это соревнование с писателями прошлого». В Париже между мировыми войнами он прочел все, что было доступно из русской классики в английских переводах, а среди американских писателей лучшим считал Марка Твена.
«Ты жил в найденном тобой новом мире... Чудесный мир, который дарили тебе русские писатели. Сначала русские, а потом и все остальные. Но долгое время только русские».
Василий Розанов
Василий Розанов (1856—1919) не любил Серебряный век, в котором жил, считая его измельчанием или даже концом литературы. Любимыми писателями Розанова были Достоевский и Гоголь, над «загадкой» которого размышлял всю жизнь. Розанов признавал за Гоголем лучшую в русской литературе форму, называл его «гениальным живописцем внешних форм», но питал отвращение к его духовному миру. Впрочем, Розанов не мог не ругаться, и любовь у него могла чередоваться с отрицанием.
«Мне кажется, что после меня можно думать «о Гоголе» только в той сети противопоставлений, какую я дам».
Венедикт Ерофеев
Венедикт Ерофеев (1938—1990), автор знаменитой поэмы «Москва—Петушки», порой соединяется в читательском сознании с его лирическим героем Веничкой. На самом деле едва ли не главным делом жизни Ерофеева было самообразование. Об этом свидетельствуют его недавно изданные «Записные книжки» — наброски и незаконченные произведения, краткая хроника событий жизни, каталог коллекции классической музыки и собрание пословиц всех стран мира. С какого-то момента там почти на каждой странице разбросаны цитаты из Розанова. Так вызревало эссе «Василий Розанов глазами эксцентрика».
«Я не знаю лучшего миссионера, чем повалявшийся на моем канапе Василий Розанов... Ему надо воздвигнуть монумент, что бы там ни говорили».
Сергей Довлатов
Сергею Довлатову (1941—1990) была чужда воспитательная и пророческая миссия русской литературы. Он понимал иначе и литературу, и свое место в ней. Он видел себя рассказчиком, ведущим речь о самых банальных вещах. Планомерное и талантливое воспевание банальности должно восстановить у читателя чувство нормы, столь редкое в условиях абсурдности окружающей жизни. И из русской традиции ему был симпатичен Чехов именно из-за отсутствия поучения, из-за желания описать, а не научить, вывести типы сами по себе, без морального суждения о них.
«Можно благоговеть перед умом Толстого. Восхищаться изяществом Пушкина. Ценить нравственные поиски Достоевского. Юмор Гоголя. И так далее. Однако похожим быть хочется только на Чехова».
Иосиф Бродский
Иосиф Бродский (1940—1996) с главным автором своей жизни был знаком лично. Встреча с Уистеном Оденом была первым его действием после депортации из СССР. Правда, к тому моменту Оден был уже очень стар, почти спился, а Бродский едва понимал его английский. Тем не менее эта встреча оказала определенное влияние на последующую судьбу русского поэта, потому что Оден написал несколько хвалебных статей о нем и связал со своими друзьями в Англии. Для Бродского Оден был больше, чем уважаемым современником — кумиром. Это почитание было еще потому подлинным, что лишено всякой идеализации: например, русскому гению трудно было принять гомосексуализм великого англичанина.
«По чистой случайности книга открылась на оденовской «Памяти У. Б. Йейтса». Я помню, как я сидел в маленькой избе, глядя через квадратное, размером с иллюминатор, окно на мокрую, топкую дорогу с бродящими по ней курами, наполовину веря тому, что я только что прочел, наполовину сомневаясь, не сыграло ли со мной шутку мое знание языка... Полагаю, я просто отказывался верить, что еще в 1939 году английский поэт сказал: «Время... боготворит язык», — и тем не менее мир вокруг остался прежним».
http://theoryandpractice.ru/posts....knigakh
|
| |
| |
